Тактические задачи применения репрессивного законодательства СССР во второй половине 1930-х гг. (социо-криминологический подход)

Тема формирования уголовной политики Советского государства, ее принципы, сущность и содержание находится в центре внимания криминологов, публицистов и широкой общественности уже не первое десятилетие. В ее рамках наиболее острой, дискуссионной, идеализированной и чрезвычайно политизированной выступает проблема применения репрессивного законодательства СССР во второй половине 1930-х гг., и выстраиваются концепции политических платформ ряда общественных движений, отдельных некоммерческих организаций и даже политических партий. Во время жестких социальных катаклизмов конца 1980-х – начала 2000-х гг. тема приобрела научный оттенок, предпринимались попытки диссертационного исследования репрессий в различных регионах бывшей РСФСР, преимущественно с субъективистских позиций в рамках прозападной парадигмы, получившей с нелегкой руки Р. Конвенста [22] наименование «большого террора». В последнее время обозначилась четко прослеживаемая тенденция к изучению историографии и источниковой базы проблемы, появились комплексные исследования темы [26; 32; 36; 37; 38], которую мы уже обозначали в предшествующих публикациях как самостоятельное целостное научное направление в науке «историографии» [6; 7; 8; 9].
Наша позиция в отношении сущности и содержания советской репрессивной политики второй полвины 1930-х гг. неоднократно освещалась в предыдущих публикациях, не претендующих на априорность [10; 11; 12]. В отечественной литературе предпринимались и попытки выдвижения позиций научного обоснования целей и задач, решаемых государством в порядке реализации уголовной репрессии, однако в исторической и историко-правовой литературе они, к сожалению, не приняли системного характера [5; 13; 18; 20; 25]. Тем не менее, очевидно, что такая постановка вопроса, предполагающая комплексный анализ экономического, социального, внутреннеполитического, военного и международного положения СССР, исключающая рассмотрение позитивного права через призму таких этических категорий, как мораль и справедливость, позволила бы во многом приблизиться к объективному выяснению общего замысла стратегии советской карательной политики в предвоенный период. Именно этим актуализируется предпринимаемая нами в настоящей работе попытка исследовать тактические цели, которые преследовала государственная репрессия в процессе ее применения в ходе реализации общей уголовной политики. Заметим, что выяснение целей репрессий выступает в качестве производной от достаточно хорошо изученной темы причин и факторов, повлиявших на интеграцию репрессии государства в рамках хронологических рамок заявленной темы.
Изучение динамики международного положения, внешне- и внутриполитических событий второй половины 1920-х – начала 1930-х гг. сделало возможным обозначить несколько ключевых причин резкого усиления политики репрессий в СССР в постреформенный период последних десяти лет перед началом войны. Среди них, в первую очередь, доминирующей является деятельность международного реваншизма, ведущей силой которого в конце 1920-х гг., проявила себя Великобритания, а после 1933 г. – национал-социалистская Германия. Вторым фактором, несомненно, выступила гиперактивность организаций русской эмиграции различной окраски и ориентации, дислоцирующихся во многих странах Европы и Азии, руководство которыми осуществляли разведывательные службы ведущих стран антисоветской коалиции. Наконец, очевидной была активизация партийной оппозиции внутри ВКП(б), ведущей, в том числе конспиративными и подпольными методами борьбу против центристской сталинской группы. Нельзя не учитывать и криминализацию социального поведения преступных элементов и их влияния на динамику преступности в СССР.