Социологический анализ событий 1917 года

В этом году исполняется 100 лет событиям, получившим в истории названия Февральской и Октябрьской революции. Между тем социальная драма 1917 года не ограничивается только этими двумя ключевыми месяцами. Весь 1917 год – это череда катастрофических изменений, начавшихся крушением тысячелетнего монархического строя и приведших к страшной Гражданской войне с ее Красным и Белым террором. Если прибегать к образу, то события 17-го года напоминают вулканический взрыв – накопившаяся в недрах земли вулканическая энергия сносит целую гору, заливая окружающее пространство смертельной лавой.
На сегодняшний день существует множество версий этих событий – научных и ненаучных. Среди научных – фактологические, скрупулёзно, строго описывающие только факты. И интерпретирующие, где авторы стремятся дать объяснение известным фактам. Особенность социологического анализа – вычленить из субъективных действий отдельных людей, групп людей, людских масс, объективную канву их действий. Социолог должен понять как личные цели и психологические стереотипы, осознанные интересы и бессознательные влечения, стремление к материальной выгоде или жажда мести, детские комплексы и строго продуманные планы – все это и многое другое в конечном итоге становится поступательным естественноисторическим процессом с его строгими объективными законами. Это одна сторона социологического анализа.
Другая – социология методологически, в определённом смысле, альтернатива исторической науке. Ключевым исследовательским принципом истории, науки, исследующей прошлое, является запрет на использование сослагательного наклонения, запрет на «если бы». То есть историк не должен интерпретировать факты, он обязан их строго описывать. Например, историк не может задаваться вопросом: «А что было бы, если бы Николай II не отрекся от престола?» – именно потому, что ученый не может ответить на этот вопрос, т.к. нет и не может быть достаточных фактов, чтобы выстроить сколько-нибудь надежную модель развития возможных событий. И это касается не только конкретно приведенного примера, но и любого другого. Добавим к этому резонный аргумент: сослагательное наклонение лишает исследователя возможности понять – а был ли выбора у последнего Российского Царя. Вот именно поэтому методологический принцип – запрет на «если бы» – обеспечивает исторической науке достоверность и надежность. Но парадокс в том, что этот запрет рождает соблазн «помоделировать», задаться вопросом, а «если бы» – раз у человека были одни субъективные основания, значит, возможно их изменить. Принцип запрета на «если бы» у историков, показывая субъективные основания выбора решения того или иного персонажа, закрывает видение объективных причин этого выбора.
Задача социологии, а особенно социологии, исследующей управление, выявить объективные причины, объективно действующие силы и понять, как человек может их использовать. Древнегреческому философу Платону приписывают афоризм: «Человек либо идет рука об руку с Судьбой, либо Судьба его тащит» [4]. Другими словами, социолог должен понять действующие объективные закономерности и определить адекватную модель поведения на будущее.
Собственно методическими инструментами для понимания революционных изменений являются классические теории революций начала ХХ века, доказавшие к сегодняшнему дню свою валидность – это теория «круговорота элит» А. Парето [11], «социальной мобильности» П.Сорокина [14], «революционной ситуации» В.И. Ленина [8]. Несмотря на то, что указанные авторы придерживались разных политических взглядов, их теории с социологической точки зрения дополняют друг друга: необходимость в смене элит возникает тогда, когда представители субэлиты оказываются лишены возможности продвигаться на социальный верх, но есть возможность их консолидации, вот тогда и начинает назревать революционная ситуация, когда «дряхлеющая» элита теряет инструменты управления, «верхи уже не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому» [8].
Итак, в феврале 1917 года старая элита сменялась новой. Согласно теории П. Сорокина общество адекватно функционирует, пока действуют «лифты» вертикальной мобильности, обеспечивающие энергичным и талантливым людям подниматься на социальный «верх». Предпосылкой революционного кризиса является состояние, при котором «верхи», «элита» закрывает эти «лифты», лишая «низы» смены своего социального статуса [14]. Социальный лифт, утративший свою функцию к 1917 году, был создан Петром I в начале XVIII века и оформлен как табель о Рангах в 1722 году [16]. При Петре этот лифт обеспечил возможность подниматься из низов на социальный верх. Но после Февраля 1917 года возникает новый – революционный лифт, открывший возможность делать карьеру на любом поприще – политическом, экономическом, религиозном, военном, художественном, научном и т.п. для энергичных людей. Эта возможность в полной мере сохранится до середины 20-х годов и частично до 30-х. К 30-м годам возникнет новый социальный лифт, уничтоживший революционный, но это тема другой статьи.
Исходя из классических теорий революции, опираясь на работы В.И. Ленина, можно понять, как развивалась революционная ситуация, опираясь на мнения П. Сорокина, находим важнейшую причину – неадекватность социального лифта. Далее, опираясь на изыскания А. Парето, необходимо понять, какая элита какую элиту меняет.
Отвлечёмся от популярных терминов «буржуазия», «пролетариат», «дворянство», «монархисты», «социалисты», «белые-красные», «большевики», «эсэры» и т.п., а рассмотрим объективно действующие силы. Почему здесь необходимо отказаться от популярных терминов? Ответом на этот вопрос является другой, определенно, риторический: может ли популярный термин обозначать разные, а иногда и взаимоисключающие социальные явления. Подтверждением этому является простой факт: Гражданская война в России была не между пролетариатом и буржуазией, не между сторонниками социализма и сторонниками помещичьей монархии, а между социалистами-радикалами и умеренными социалистами. К примеру, ударное подразделение генерала В.О. Каппеля состояло из ижевских рабочих, которые в бой против Красной Армии ходили под красным знаменем и с пением Интернационала [16]. Поэтому используем другие термины, в нашем случае будем опираться на идеи А.Парето. По всему видно, что старая самодержавная элита России – это «львы» («умеющие принуждать») по терминологии А. Парето [11] и Маккиавели [9], а пришедшая им на смену элита – «лисы» («умеющие убеждать»). Пользуясь современными терминами, можно утверждать, что этатическая элита (элита, связывающая свои интересы с успехами государства, или «государственники») была сменена плутократической элитой (элита, связывающая свои интересы с личной, частной выгодой).