«Суверенизационная» терминология в федеральном законодательстве: от нормативного закрепления – к правовой определенности

В условиях формирования современного миропорядка вопрос о нормативном правовом закреплении суверенности государств занимает одно из ведущих мест в юридической науке и практике. Многополярность мироустройства, уникальность и самобытность государствообразующей нации, способность фильтровать действия и намерения международных организаций по критерию соответствия национальным интересам, возможность противостоять внешним и внутренним вызовам – вот далеко не полный перечень причин, актуализирующих изучение и практическую реализацию суверенитета как теоретического признака и практической характеристики современного государства.
Термин «суверенитет» используют в юридической науке и законодательстве, как правило, для четкого и однозначного закрепления полномочий и декларирования независимости государства. Данный термин служит для указания на то, что государство вправе самостоятельно принимать решения, осуществлять законодательную и исполнительную власть, обеспечивать безопасность и благосостояние граждан, а также защищать свою территориальную целостность и неприкосновенность. Использование термина «суверенитет» в законах помогает юридически закрепить и признать права государства, его политическую независимость, а также обособить сферу деятельности ряда субъектов права.
При этом наблюдается определенный диссонанс в юридическом закреплении «суверенизационной» терминологии. Легальное восприятие дефиниции «суверенитет» не отражено в федеральном законодательстве. Понятия «суверенитет», «государственный суверенитет» не формулируют нормативно, а лишь аксиоматично используют в необходимых законодателю контекстах. Это в некоторой степени препятствует реализации принципа правовой определенности, поскольку терминологическая неопределенность рано или поздно приводит к необходимости толкования того или иного термина. Если речь идет о системообразующей терминологии, то проблема может из исключительно правоприменительной перерасти в политическую.
Как справедливо утверждает М.В. Глигич-Золотарева, необходимым выглядит внедрение в право «наиболее совершенных, эффективно работающих правовых конструктов. Преодоление кризисных явлений конституционализма следует начинать с указания в конституционном тексте на конкретные цели и ценности, которые лягут в основу государственной идеологии. Что же касается базовых конституционных терминов, то необходимо их более четкое определение, исключающее множественные толкования. Нужно определиться с тем, какие смыслы вложены сегодня в основные конституционные дефиниции и насколько они соответствуют общегосударственного целеполагания» [9, c. 99]. Кроме того, «в концептуальном плане, учитывая периодически изменяющуюся геополитическую ситуацию, не только содержательная сторона государственного суверенитета нуждается в уточнении, но особенно конкретизации заслуживает механизм укрепления суверенитета. Современным странам стоит своевременно выявлять и устранять совокупность факторов, нацеленных на десуверенизацию данного государства и формировать правовые гарантии для укрепления суверенитета» [8, c. 415].