Социология и экономика весьма близкие науки, что подтверждается наличием единого объекта исследования – общества. Несомненно, «общество», рассматриваемое как общий объект исследования и для социологии, и для экономической науки, понимается в самом широком смысле. При этом, даже если мы обращаемся к более точному и специфичному пониманию объекта экономической науки, определяемому как хозяйственная жизнь общества, или экономическая система общества [1; 10], мы не выходим за исследовательское поле социологии. И «хозяйственная жизнь общества» для социологии, так же как и для экономики, является сферой исследовательского приложения.
Специфика экономической науки может быть обнаружена в ее исследовательском предмете и ее ключевой проблеме, которую можно сформулировать как противоречие между безграничными потребностями человека и общества и ограниченными ресурсами их удовлетворения [1; 10]. Наибольшую специфичность экономической науки обнаруживают ее задачи, которые вытекают, во-первых, из старой формулы К. Маркса об общественном воспроизводстве: производство, обмен, распределение (перераспределение), потребление [7]. Во-вторых, что (собственно производится, обменивается, распределяется, потребляется), как и кем.
Но даже этот специфический предмет отнюдь не изолирован от изучения его социологией. При этом социология в целом научно ориентирована не только на предметное противоречие экономики, но и на другие проблемы общества, а поэтому охватывает более широкую исследовательскую сферу. Понимая это, иногда хочется предложить совсем простое решение – социология более широка и поверхностна в сравнении с экономикой. Данные суждения иногда можно слышать в высказываниях студентов, а иногда даже в кулуарах конференций. Но если бы это было так, то социология, изучающая экономическую сферу, давно была бы вытеснена экономической наукой в сферу экономических абстракций или растворилась в философии. Но этого не происходит – потому, что социология, имея с экономикой общий предмет и объект, использует свой, отличный от экономики подход (методологическую установку) к постижению экономической реальности, который способствует решению практических задач и в экономической, и, более широко, в социальной сферах. При этом необходимо подчеркнуть, что если подход и различен, то в исходных методах мы обнаруживаем общее как для экономики, так и для социологии – и та, и другая опираются на естественнонаучные методы (чем они, кстати, отличаются от некоторых гуманитарных наук).
Специфику экономического и социологического подходов можно ясно различить, отталкиваясь от реального примера. Особенно ярко это обнаруживается в событиях критических периодов. Например, с 1992 года, когда в нашей стране происходила лавинообразная трансформация социально-экономической системы, вместе с реформами во многих областях, происходила и реформа системы налогообложения. Для такой реформы использовался опыт, технические приемы и схемы, наработанные в ФРГ, которые в то время считались лучшими в мире. И это было неслучайно, так как Германия после 1945 года приобрела опыт трансформации своей экономической системы. А кроме того, педантизм, тщательность, аккуратность немецких экономистов – и теоретиков, и практиков – давали уверенность в надежности предлагаемой ими системы налогообложения.
Как ни парадоксально, на первый взгляд, но данная система, признаваемая лучшей в мире, в нашей стране не то что не прижилась и не стала эффективной, а просто не заработала. Наши налоговые органы столкнулись с массовыми неплатежами и проблемами функционирования всей налоговой системы. Для решения этих проблем была создана даже налоговая полиция.
В дальнейшем, к концу 1990-х годов, проблема разрешилась – постепенно сложилась выращенная на российском опыте налоговая система, не лучшая, но работающая. А «лучшая в мире» налоговая система была упразднена, вместе с ней за ненадобностью была упразднена и налоговая полиция.
Почему же не заработала у нас германская система? Серьезная экономическая литература в то время и сейчас не давала и не дает ответ на этот вопрос. Но в экономико-публицистической среде предлагалось несколько объяснений: 1) особенности русского менталитета; 2) заговор против России – внедрение немецкой системы, чтобы разрушить российскую экономику; 3) некомпетентность руководства, отвечающего за функционирование налоговой системы в нашей стране.
Представленный набор объяснений имеет то общее, что исходят они из принципа определяющей роли субъективного (непредсказуемый менталитет, злокозненные заговорщики, безграмотные руководители). А поэтому серьезным экономическим авторам при попытке выявить причины неадекватности германской системы для России пришлось бы определять, в том или ином виде, роль и значение субъективного фактора. Именно это дистанцировало крупных ученых от данной проблематики, потому что ученые-экономисты исходят в исследованиях из объективности экономических процессов. В этом и заключена главная методологическая установка экономического подхода, сформулированная К. Марксом: «бытие определяет сознание» [9]. На сегодняшний день, как бы ученые-экономисты ни относились к Карлу Марксу и его теориям – как сторонники и как противники, как последователи или, напротив, игнорирующие его взгляды, воспринимающие Маркса как ученого или оценивающие его как революционера-ниспровергателя, глубоко знающие его произведения и ничего о нем не знающие – для всех характерна единая методологическая установка: экономические феномены объяснять объективными законами (или «бытие определяет сознание»). Именно эта установка составляет суть экономического подхода. И именно здесь лежит водораздел экономической науки и социологии.
Значит ли это, что социология отталкивается от другой методологической установки и объясняет экономические феномены субъективным? Да, именно так. Но, следует ли из этого, что социология готова принять популистские субъективистские объяснения (ментальность, заговор, некомпетентность)? Конечно, нет. Дело в том, что популизм – суть инверсия науки, поэтому популизм не применим ни для экономической, ни для социологических наук. Между тем и экономический подход, основанный на объективизме, ограничивает возможность практического решения многих социально-экономичес-ких проблем. Приведенный пример о введении в нашей стране германской налоговой модели является таким свидетельством.
Методологическая установка социологии возникает вместе с рождением социологии в середине XIX века. Впервые ее выразил Огюст Конт: «Пока же отдельные умы не примкнут единодушно к некоторому числу общих идей, на основании которых можно построить общую социальную доктрину, народы, несмотря ни на какие политические паллиативы, по необходимости останутся в революционном состоянии» [11. Р. 108]. Более просто это можно сформулировать так: пока общественным мнением не будут приняты единые мыслительные формы согласия с реальностью, люди будут бороться с объективной реальностью (бунтовать, протестовать, уклоняться и т.п.). Как ни парадоксально, но наиболее афористично эту методологическую установку выразил К. Маркс в 1844 г.: «Идея, овладевшая массами, становится материальной силой» [8]. Примечательно, что Маркс-экономист этот сформулированный им принцип будет игнорировать, опираться на противоположный – объективистский (бытие определяет сознание). Именно поэтому Маркса критически будут воспринимать социологи на рубеже XIX–XX веков.
Все новости...
